Оксана Орачева: «Налоговый вычет в России не аргумент»

Текст материала

Закон о целевых капиталах в России появился на год раньше, чем во Франции. Сначала к новому инструменту финансирования в некоммерческом секторе относились настороженно, но теперь сформировать эндаумент – подушку безопасности на многие годы вперед – стремится все больше организаций. Сектор образования – мировой чемпион по числу и объему фондов целевого капитала – лидирует и в России. Но эндаументы активно растут и в других сферах. Так, в тройке крупнейших в России – капитал Российского фонда культуры (более 2 млрд руб.), с помощью которого финансируется гастрольный проект «Русские сезоны». Главный сдерживающий фактор развития эндаументов – недостаток информации и непроработанность законодательной базы, к такому выводу пришли эксперты Института реформирования финансов.

– В каких сферах целевые капиталы наиболее востребованы?

– На 1-м месте – образование. Затем культура, искусство и социальная поддержка.

– Правда ли, что в вопросе целевых капиталов наше законодательство даже опережает европейское?

– Во Франции закон был принят примерно через год после нашего. Там долгое время доминировала концепция активного участия государства в решении социальных вопросов. В Великобритании, Франции, Германии – почти везде в Европе – роль государства была всегда традиционно высока. В отличие, например, от США. В период кризисов, особенно к концу ХХ в., государство стало постепенно уменьшать свою роль в образовании, культуре, социальной сфере: объем государственного финансирования сократился, но появились программы поддержки эндаументов. В Великобритании, например, средства от национальных лотерей могли быть направлены в целевые капиталы.

К тому же изменился ландшафт благотворительности. Во Франции довольно жесткое законодательство о фондах: фонд нельзя создать, если у вас нет денег, чтобы поддерживать его работу. Логика такая: раз вы берете на себя обязательство решать проблемы людей и общества, значит, у вас должны та самая подушка безопасности. Вы не можете сказать: «Вот я сегодня создал фонд, взял обязательство помогать, но денег не собрал и помочь не смог».

– Я знаю, что некоторые НКО называют эндаументами любую финансовую подушку безопасности. То есть кладут деньги на депозит, считают, что это и есть целевой капитал, при этом не передают его управляющей компании...

В 1989 г. с отличием окончила исторический факультет Пермского государственного университета. Кандидат исторических наук, магистр социальных наук (политология) Бирмингемского университета.
В Благотворительном фонде Владимира Потанина работает с 2010 г., с декабря 2014 г. – генеральный директор. В 2000–2010 гг. – директор Международной программы стипендий Фонда Форда в московском представительстве Института международного образования.
Автор более 50 научных публикаций.

– Эндаумент – это как раз и есть подушка безопасности. Депозиты были популярны до появления закона о целевых капиталах. Были прецеденты, когда НКО – например, фонды местных сообществ – хранили собственные деньги на депозитах, а потом с банком что-то случалось и деньги пропадали. Это одна из причин, почему после появления закона многие боялись создавать эндаументы. Да, закон требует передавать деньги в доверительное управление профессиональным лицензированным компаниям, в законе есть ограничения по инструментам инвестирования, но срабатывала обычная психология: если уже был отрицательный опыт с накоплениями, то он может повториться.

– Как отличить, на что у меня, например, как у потенциального жертвователя просят деньги – на эндаумент или на депозит?

– В договоре пожертвования обязательно должна быть указана цель: «на формирование или на пополнение целевого капитала» или «на уставную деятельность фонда», «проект». При этом пожертвование на уставные цели и конкретные проекты нельзя внести или перевести в эндаумент. Но их можно разместить на депозите – такова особенность законодательства.

– На ваш взгляд, это разумное ограничение?

– Если у НКО за счет деятельности, приносящей доход, появляется свое имущество и средства, которые могут быть направлены в эндаумент, то почему нет? Особенно если это требуется на этапе формирования, когда чуть-чуть не хватает, а здесь на том же депозите отложены средства.

– В законе установлен минимальный объем капитала – 3 млн руб. Но с момента принятия закона в 2006 г. мы пережили два финансовых кризиса, и 3 млн сейчас не то же самое, что тогда. Не обсуждается ли идея поднять минимальную планку?

– 3 млн руб. – это нижний порог, но никто не мешает собрать больше. Действительно, периодически возникают идеи увеличить минимальный объем, но вовсе не только из-за дохода. Просто управлять 3 млн не очень выгодно: расходы на управление получаются такими же, как на 33 млн.

– То есть это становится неинтересно управляющим компаниям?

– Да, такие маленькие эндаументы можно сравнить с небольшими пожертвованиями. Обслуживать небольшое пожертвование с материальной точки зрения невыгодно. Но есть другая польза: человек привыкает жертвовать, проникается доверием и начинает давать уже крупные суммы. И с эндаументами такая же история: маленький эндаумент могут обслуживать из-за его перспективы роста или в рамках программы корпоративной социальной ответственности управляющей компании. Кстати, к нашему ежегодному форуму Институт реформирования общественных финансов провел исследование целевых капиталов в России. Данные исследования подтверждают, что для многих региональных организаций сумму в 3 млн руб. не так-то просто собрать.

– Готовящиеся поправки в закон о целевых капиталах учитывают интересы управляющих компаний?

– Управляющие компании активно участвуют в процессе развития законодательства о целевых капиталах, потому что они одна из сторон, чью работу регулирует этот закон. Конечно, они заинтересованы, чтобы регулирование было понятным, прозрачным, удобным. В поправках предлагается расширить тот инструментарий, который есть у управляющих компаний, для работы с целевыми капиталами, признать фонды целевого капитала квалифицированными инвесторами.

Обсуждалась возможность объединять разные целевые капиталы на одном счете при наличии раздельного учета. Есть тема изменения механизма вознаграждения. Она спорная, какой-то компромисс был найден, но, как любой компромисс, он не снимает все вопросы.

– Для университетских целевых капиталов главный ресурс – благодарные выпускники. Ваша альма-матер – Пермский государственный университет сформировал несколько лет назад целевой капитал. К вам обращались как к потенциальному донору или как к эксперту по целевым капиталам?

– Была немного другая ситуация. На этапе создания эндаумента университет стал участником образовательной программы нашего фонда «Целевые капиталы: стратегия роста», по причине потенциального конфликта интересов я не была вовлечена в процесс создания эндаумента. Но Владимир Олегович [Потанин] сделал взнос в их капитал в размере 5 млн руб., так как университет вместе с другими участниками программы показал хорошие результаты работы над проектом.

– Можно ли говорить, что раз образовательные учреждения, по сути, выращивают сами себе потенциальных жертвователей, то они и дальше будут лидировать в секторе?

– Вузы, конечно, вырываются вперед, это во всем мире так. Но мы видим и новую тенденцию: появляется все больше проектов, которые делают эндаумент сразу на старте. Один из примеров – фонд Андрея Павленко. Они создают новый интересный проект – школу онкологов – и сразу же параллельно делают под него базу в виде эндаумента. Это совсем другой уровень осмысления. Значит, есть стратегия развития, люди понимают, что проблему, за которую они взялись, нельзя решить за год на пожертвования, нужно стабильное долгосрочное финансирование. Эндаумент – то решение, которое может оказаться рабочим, и решили начать с него. Такие истории стали появляться у нас все чаще и чаще. Отвечая на ваш вопрос, я бы сказала, что в других сферах нужно просто больше времени на раскачку, нужно убедиться, что эта модель сработает.

– А для чего эндаументы музеям, у подавляющего большинства из них ведь есть государственное финансирование?

– Музеям нужно развиваться и пополнять коллекции. На средства целевого капитала это сделать проще, особенно если речь идет о современном искусстве, ведь в этом случае нельзя с уверенностью сказать, будет ли то, что вы купили, шедевром через 100 лет. Обосновать такое приобретение сложнее, если на него требуются бюджетные средства, а если есть эндаумент, он решает эту проблему. Например, Государственный Эрмитаж тратит часть дохода от целевого капитала на пополнение коллекции. Так же использовали первый доход своего эндаумента и в Омском музее изобразительных искусств им. М. А. Врубеля.

– Когда мы готовили рейтинг крупнейших американских музейных целевых капиталов, обратили внимание, что у каждого из них на сайте выложен отчет, где подробно раскрыта вся информация в том числе о целевых капиталах: объем, доход, инвестиционная стратегия. Все вплоть до имени управляющего. У нас же ничего невозможно найти.

– В Америке это стандарт отчетности перед налоговыми органами. У нас же таких общепринятых стандартов нет, хотя есть законодательное требование к публикации отчетности. Все и публикуют информацию, как удобно. Конечно, есть обязательная отчетность в Минюст, но в ней не все отражено и сложно проследить, например, как распределяется доход.

– Уже много лет обсуждается идея налогового стимулирования пожертвований в целевые капиталы юридическими лицами. Есть какие-то изменения в этом вопросе?

– У нас, если сравнивать с мировой практикой, уникальная ситуация: и сфера благотворительности, и сфера целевых капиталов развиваются без налогового стимулирования. То есть в России пожертвование делается не потому, что вы можете получить налоговый вычет, а потому, что вы... Вот дальше интересно изучить, по каким причинам вы это делаете. Но налоговый вычет в России не аргумент.

Но тема, конечно, животрепещущая, к ней постоянно возвращаются. Важное изменение произошло в конце прошлого года: право на инвестиционный налоговый вычет получили пожертвования в целевые капиталы государственных и муниципальных учреждений культуры. То есть сфера ограничена, но это уже первый шаг. И теперь вопрос: как сделать второй? Для реализации многих положений этого закона нужно принимать региональные законы. Как показывает опыт, это тоже будет непросто, потому что за нас только в десятке регионов приняты местные законы о благотворительности, где прописаны хоть какие-то минимальные преференции.

– То есть то, что наша благотворительность хорошо развивается безо всяких налоговых льгот, как раз и мешает эти льготы получить?

– Вообще, правильно говорить не про льготы, а про налоговое стимулирование. За льготами ходят с протянутой рукой, а за преференциями – с результатами и достижениями приоритетного ряда. У нас слово «льгота» негативно воспринимается, как исключение или привилегия. А стимулирование – помощь для развития.

– Сейчас активно обсуждается новая Концепция развития благотворительности до 2025 г. Насколько ваш фонд и другие НКО вовлечены в ее разработку?

– Концепцию разрабатывает Министерство экономического развития. Минэк всегда плодотворно и успешно работает с некоммерческим сектором, причем это касается не только концепции, но и вообще любых изменений законодательства.

– К самой концепции, хотя она еще не принята, прилагается дорожная карта. В ней говорится, что в этом году должны быть внесены поправки в закон о целевых капиталах. Законопроект с поправками уже готов и ждет одобрения правительства. Как изменения в законе отразятся на благотворительных организациях?

– Главный вопрос, удастся ли снять законодательные коллизии, чтобы благотворительные фонды могли беспрепятственно создавать целевые капиталы внутри себя и передавать доход на свою уставную деятельность, а не только своим конечным благополучателям. Эта тема обсуждается уже давно и присутствует в поправках, но пока сложно сказать, удастся ли это реализовать. Причин несколько. Во-первых, под благотворительностью понимается адресная помощь. Предполагается, что фонды тратят все пожертвования и не могут накапливать средства на своих счетах. Во-вторых, есть рассогласованность понятий: закон о благотворительности использует одни понятия, закон об НКО – другие, о целевых капиталах – третьи. Закон о благотворительности очень старый, он принимался более 20 лет назад и не учитывает некоторые современные понятия. Не хватает единой терминологии, есть риск разночтений в формулировках. Раньше это было не так актуально, но сейчас мы стали упираться в эту рассогласованность. Зная это, многие благотворительные организации отказываются от идеи создания эндаумента, чтобы не рисковать.

– У благотворительных организаций сейчас созрел запрос на то, чтобы создавать целевые капиталы?

– Запрос есть давно, просто сейчас он становится более актуальным, потому что сфера целевых капиталов развивается, инструмент стал уже более знакомым и есть опыт. Естественно, появляются новые желающие его использовать.

– Сотрудники одного из эндаументов рассказали мне, что, когда общаются с донорами о пожертвовании в целевой капитал, те часто отвечают, что еще слишком молоды для этого и еще не собираются умирать.

– Потому что эндаумент ассоциируется с вечностью. Посмотрите на американские фонды. Почти все они – и благотворительные, и фонды целевых капиталов – создавались через завещания. Фонды Карнеги, Рокфеллера, Форда. Отсюда и ассоциация. Это пожертвование в будущее, желание оставить след на века. Но ведь след можно и в 20 лет оставить? Для этого совсем не обязательно умирать.

У нас другая причина создания фондов. Безумно интересно было бы посмотреть на исследование мотивации: когда у тебя нет никаких традиционных налоговых и юридических стимулов сделать хорошее, но ты это делаешь! Делаешь по каким-то другим причинам, в которые нам часто трудно поверить.

Кстати, представители Канадской ассоциации фондов местных сообществ рассказывали, что в течение ближайших нескольких лет их фонды станут самыми богатыми – в их пользу написано много завещаний. Такое вот долгосрочное планирование.

Текст: Евгения Корытина, Анфиса Воронина